Важные вещи века. Жизнь - не здесь
В истории тенниса было множество событий, предметов и личностей, которые изменили представление зрителей о спорте и заставили измениться сам спорт. Американское издание Tennis подводит итоги прошедших пятидесяти лет, отмечая наиболее яркие и важные объекты. Теннисный обозреватель Стив Тиньор рассказывает историю спортсменки, решившейся бросить вызов целому государству, желая самой вершить свою судьбу.
"Я просто хотела стать свободной". С этим, на самом деле, достаточно простым утверждением 18-летняя студентка из Праги по имени Мартина Навратилова в 1975 году навсегда вошла в историю тенниса.
Мартина сделала данное заявление в полностью заполненной палатке для пресс-конференций в теннисном клубе West Side во время финала Открытого чемпионата США. Вокруг юной спортсменки творился невообразимый переполох: вспышки фотокамер, журналисты, старающиеся перекричать друг друга. Однако, Навратилова оставалась настолько спокойной и уверенной в себе, насколько это было возможно, учитывая то, что она только что сказала. Прошлой ночью после поражения от Крис Эверт в полуфинале турнира Мартина отказалась от гражданства своей родной Чехословакии, сообщив, что намерена остаться в США. После чего, к удивлению теннисистки, о ней заговорили все.
"Я и не представляла, какие волнения вызовет эта новость", - позже расскажет спортсменка, вспоминая знаменитых эмигрантов эпохи Холодной войны. "После Барышникова была Навратилова".
Будучи подростком, который был близок к победе на турнире "Большого шлема", Мартина могла казаться далеко неидеальным кандидатом на переход в лагерь противника, поскольку она мгновенно стала суперзвездой. Однако, оглядываясь назад, такое развитие событий кажется неизбежным. С самого начала Навратилова доказывала, что не намерена отказываться от своего главного права - права быть свободной.
По словам Джонет Ховард, которая написала совместную биографию Эверт и Навратиловой под названием "Соперницы", Мартина в первые два года профессиональной карьеры в основном игнорировала чехословацких функционеров, которые "постоянно склоняли её к играм в Восточной Европе, советовали не покидать пределы страны, следовать правилам и осторожно выбирать собеседников". Вместо этого молодая теннисистка налаживала отношения с западными коллегами, останавливалась в дорогих отелях и налегала на не самую здоровую пищу. "Мне не верилось, что я смогла съесть всё это", - по словам самой Навратиловой в шестнадцать лет эту фразу от неё слышали чаще всего. В феврале 1975 года Мартина совершила более серьёзный проступок: она провела в городе Амелия Айленд (США), где проходил турнир WTA, лишнюю неделю, не спросив разрешения у спортивного руководства Чехословакии.
После этого инцидента чешская Федерация теннис приказала спортсменке немедленно отправиться в Прагу, где состоялось дисциплинарное слушанье, посвящённое поведению Навратиловой.
Нервничающие родители спортсменки постоянно твердили ей, что нельзя делать только то, что хочется.
"Ну почему же?" - ответ Мартины оставался неизменным.
Подобно остальным чехам, Навратилова находилась под постоянным контролем государства и испытывала множество ограничений, связанных с повседневной жизнью. Например, национальная Федерация тенниса забирала все призовые спортсменки. Однако, корни её негодования лежали гораздо глубже. Дедушка Мартины владел тридцатиакровым поместьем, которое у него отняли в пользу советских властей после окончания Второй мировой войны. К моменту рождения теннисистки её мать Яна жила в однокомнатной квартирке на втором этаже. Семья, частью которой со временем стал отчим Мартины Мирек, не имела доступа к центральному отоплению до 1968 года. По словам спортсменки, рассказы о прошлом семьи и о том, чего она лишилась, она не забудет никогда.
"Да, у неё дома не было горячей воды," - пишет другой биограф Навратиловой Джордж Вески. "Но более яркие воспоминания делали настоящее ещё более нестерпимым. Прежде у родственников её матери был определённый капитал. Сейчас же Мартина и Яна могли лишь с горечью смотреть на то, как в доме их семьи живут другие люди. Эта горечь стала частью семейного наследия. Отсюда у Навратиловой это чувство, оно появилось в очень раннем возрасте, - что она просто обязана добиться чего-то большего, что она заслуживает другой жизни. И в материальном плане, и в психологическом".
Наконец, в 1975 году Навратилова приняла окончательное решение о том, что не намерена возвращаться в государство, которое столького её лишило. Тот год она начала с первой в карьере победы над Эверт - прорыва, который позволил ей в глубине души поверить в свой талант и стать на путь, который со временем приведёт Мартину на вершину. Весной, после поражения в финале Открытого чемпионата Австралии, Навратилова отправилась в Париж, где тоже дошла до решающего раунда. Там она потерпела поражение от Эверт, в дуэте с ней стала чемпионкой "мэйджора" в парном разряде. Вера Мартины в себя, как на корте, так и вне его, росла.
На следующий месяц семья спортсменки получила разрешение на посещение Лондона во время Уимблдона. Они планировались не возвращаться в Чехословакию все вместе после поражения Мартины, но в последний момент не решились на решающий шаг. "Мы просто струсили", - рассказывала Навратилова.
Мартина поняла, что если она хочет покинуть Чехословакию в поисках новой жизни, ей придётся делать это одной. После того, как теннисные функционеры приказали ей возвращаться на родину, а не продолжать участие в Туре, после поражения на US Open, Навратилова сказала отчиму, что намерена остаться в США. Не сказав ни слова своей матери и понимая, что она может больше никогда не увидеть семью, теннисистка улетела в Нью-Йорк.
И вновь, как и на Уимблдоне, Навратилова намеревалась сообщить о своём решении сразу после поражения в одиночном турнире, обратившись за помощью к своему менеджеру Фреду Барману. Фред написал обращения в Иммиграционную службу, Комитет по натурализации и ФБР. Агент сказал Мартине ничего не сообщать прессе. Когда чешка проиграла Эверт в полуфинале, она вместе с Барманом посетила мрачное здание Иммиграционной службы в центре Манхеттена. После встречи с несколькими вооружёнными агентами ФБР, долгих расспросов и заполнения документов, Навратилова проснулась в номере отеля Roosevelt и первое, что она увидела, была газета Washington Post с материалом, посвящённым её поступку, на обложке. Позже спортсменка отмечала, что не понимает, как журналисты обо всём узнали.
Опасаясь того, что власти Чехословакии могут её "стырить", как выразился Барман, Мартина с агентом отправились в Форрест Хиллс, чтобы принять участие в пресс-конференции. Фред утверждал, что после публичного выступления пути назад уже не будет.
Вскоре после этого Федерация тенниса Чехословакии выпустила пресс-релиз, в котором объявляла о разрыве связей с новоиспечённой звездой:
"Мартина Навратилова бросила своё решение в лицо чешскому обществу. У неё были все возможности развиваться в Чехословакии, но Навратилова выбрала профессиональную карьеру и толстый кошелёк".
На следующие два турнира, проводившиеся в американских городах Атланта и Шарлотт, Мартина ездила под охраной агентов ФБР. Публика неизменно встречала теннисистку овациями. Осенью власти Чехословакии отправили Веру Сукову, которая была бывшим тренером национальной сборной, в Даллас, чтобы она переубедила Навратилову. Спортсменка отказалась говорить с Верой. Её ответом стала победа на турнире.
Навратилова была свободной. Ей было восемнадцать, она осталась одна в новой незнакомой стране. Впереди Мартину ждало множество взлётов и падений. Но это будущее принадлежало только ей".