$30 млн в год – и мы "похороним" результатами весь мир

Cколько стоит вырастить чемпиона и кто «ворует» российских юниоров, рассказал Шамиль Тарпищев.

Триумфальное шествие по миру российских теннисистов осталось в прошлом, а новые звезды не зажглись. Проблема – в отсутствии финансирования, утверждает Шамиль Тарпищев. Сейчас он настроен оптимистично – есть талантливые молодые игроки. В этом году из трех проведенных в России турниров Кубка Дэвиса россияне дважды становились победителями. Главное – выбить из бюджета $30 млн. Пока их не дают. Но Тарпищев не теряет надежды убедить власти, что в теннис надо вкладываться. Накануне турнира «Банк Москвы Кубок Кремля» он рассказал, как ему видится настоящее и будущее российского тенниса.

– В прошлом году Кубку Кремля исполнилось 25 лет. С момента основания турнира поменялась власть, случился путч, изменилась страна. Когда было тяжелее всего? Сейчас или в 90-е?
– Кубок Кремля родился еще в Советском Союзе. И мы с тех пор ни разу не прерывали его проведение.
Тяжело было в 1998 г. после дефолта. И еще в 1994–1995 гг., когда нам надо было купить мужскую лицензию на турнир, иначе ее могли отобрать.
Реально Кубок Кремля – это гвоздь, вокруг которого теннис крутится и благодаря которому до сих пор существует. На турнир приезжают со всей страны руководители регионов, предприниматели, кому небезразличен теннис, теннисисты, идет обсуждение. Это главное. А как мы его проведем – это вторично. Конечно, хочется как можно лучше, но с профессиональной точки зрения главное – встречаться и обсуждать проблемы. Иначе мы бы не решили ни одной задачи и все бы развалилось.

– Расходы на проведение Кубка Кремля выросли?
– В долларах они остались прежними.

– Почему из числа спонсоров исчезли крупные компании? Пропал интерес к Кубку Кремля? Или как во всем спорте – интереса нет, есть обязанность спонсировать то, что скажут, «по звонкам».
– Ну вот вы сами отвечаете на свой вопрос. А так, ради интереса, им просто не надо. Конкуренции среди крупных компаний нет. А у малого и среднего бизнеса, где есть конкуренция и который теоретически заинтересован в рекламе, а значит, может оказать спонсорскую поддержку, нет денег. И они все ушли. Кубок Кремля в основном держался на среднем и малом бизнесе, с которым мы имели контракты по $200 000–250 000. И таких контрактов было около 30. А сейчас ноль. Остался из прежних спонсоров федерации Samsung, у турнира генеральный спонсор – Банк Москвы, а также Jaguar.

– Исходя из числа прежних спонсоров и их взносов получается, для проведения турнира нужно около $6 млн – это и призовой фонд, и аренда «Олимпийского», и выплаты участникам, оплата гостиниц и проч. Всю необходимую сумму уже нашли?
– Не полностью. Еще не нашли. Ищем.

– У вас крепкие нервы. Не нашли, а сидите так спокойно.
– А что мне делать? (Улыбается.) Кубок мы проведем в любом случае и на высоком уровне.

– Призовой фонд-то есть?
– Есть. Без его подтверждения проведение турнира было бы невозможно.

– Из-за девальвации рубля были проблемы с формированием призового фонда? Его сумма – $2,3 млн. Большую часть предоставлял Банк Москвы и переводил, соответственно, в рублях?
– Да, средства были выделены банком в рублях, у нас в стране все расчеты проводятся в рублях и подстраховаться тут возможности не было. Из-за девальвации сумма в долларах сократилась вдвое.

– Банк мог бы, что называется, доложить рублей. Почему не сделали этого?
– Решили вопрос другим способом. На остальное собираем по крупицам, по кускам. Хотя, знаете, нам легче турнир продать, чем вообще думать об этом. Хочется думать о теннисе, а не о том, куда пойти, где найти деньги на единственный в России самый престижный теннисный турнир. У нас мужской турнир в Кубке Кремля наш, а женский – лицензионный, лицензия на год стоит немалых денег.

– Может, и правда продать эту лицензию?
– А с другой стороны, не было бы Кубка Кремля – не было бы тенниса...

– Но с каждым годом собирать финансирование будет все сложнее...
– Есть другой вариант: можно переждать. Продать нашу лицензию в Китай или в Азию и вернуть назад, когда будут деньги.

– То есть вы рассматриваете такой вариант?
– Один раз мы чуть Китаю не отдали [лицензию]. В прошлый кризис. Китайцы скупали и сейчас скупают все возможные турниры.

– Что вас остановило тогда?
– Нашлись деньги – Москва выделила деньги, спонсоры нашлись. Тогда же, кстати, была прекрасная возможность повысить статус турнира. 4–5 лет назад проходила реорганизация календарей ATP (Ассоциация теннисистов-профессионалов, ежегодно проводит серию турниров по всему миру ATP World Tour Masters 1000. – «Ведомости») и WTA (Женская теннисная ассоциация, управляет серией элитных соревнований женщин-теннисисток. – «Ведомости»). Можно было получить более высокий статус и реально попытаться войти в десятку сильнейших турниров, проводящихся в мировой серии. Но нужны были средства, которых мы не нашли.

Под эгидой ITF (Международная федерация тенниса) проводятся турниры Большого Шлема, Кубок Дэвиса и Кубок Федераций и ведется весь молодежно-юношеский календарь. А ATP и WTA, по сути, профсоюзы игроков.

– Какова была цена вопроса?
– Порядка $32 млн. Но для этого нужно было быстро найти деньги. Сделать этого не удалось. А сейчас Masters купить вообще невозможно – все расписано. Да и не стоит сейчас так вопрос.

– Главный вопрос – будущее самого тенниса. Каким оно вам видится? Сколько ФТР сейчас получает от государства? И сколько вам нужно, чтобы Россия стала впереди планеты всей по теннису?
– Надо $30 млн. Было бы у меня $30 млн ежегодно, мы бы «похоронили» весь мир результатами. Это я гарантирую. А у нас сейчас – $6 млн. А бюджет Федерации тенниса в США – $225 млн. И тем не менее, если взять молодежно-юношеский состав – с 12 до 18 лет, – то из 16 последних лет 13 – мы первые, включая два последних года. И этот год тоже складывается так, что мы будем сильнейшими. Ни одна страна нас не обыгрывает в возрасте до 18 лет. Система подготовки дает результат, и это из года в год.

– Почему же, если в течение такого длительного времени среди юниоров такой превосходный результат, у нас в теннисе, особенно в мужском, нет ярких звезд? Почему вы не вырастили из них хотя бы одного чемпиона? Первая ракетка России – Теймураз Габашвили – 57-й, из россиян в мировой сотне еще только Андрей Кузнецов – 88-й.
– Сейчас самая большая наша гордость – это молодежь. Например, это 17-летний Андрей Рублев. Его надо сейчас пестовать. Звезды – это вообще штучный товар. А не получилось, потому что денег не было. Теннис идет туда, где нас любят, а где любят, там и есть поддержка. Поэтому теннис развивается в тех регионах, где руководители заинтересованы в нем. В последнее время появились подвижки в некоторых регионах – это обнадеживает. Вот в прошлом году создали попечительский совет ФТР, его глава – председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев – взял на себя формирование пула людей, вкладывающих средства в развитие тенниса.

– Дмитриев теннисом увлекается?
– Да, играет. Но он любит и пляжный теннис.

– Сколько средств уже собрано благодаря деятельности Дмитриева, попечительского совета, предпринимателей? На что они потрачены?
– За счет попечительского совета уже второй год финансируется строительство Национального теннисного центра, реализуется программа развития тенниса в России, а также проводятся соревнования, обеспечивается выезд спортсменов. Сумма составляет порядка 300 млн руб.

– На кого из игроков сейчас делаете ставку?
– У нас замечательная молодежь. Андрей Рублев выиграл все по юниорам – Roland Garros, итоговый Masters, закончил год на первой строчке рейтинга. Роман Сафиуллин – 18 лет – выиграл Australian Open. Карен Хачанов – 19 лет – выиграл чемпионат Европы, Аслан Карацев – 18 лет – очень талантливый игрок.
Вообще, у нас золотая молодежь. Из девочек Елизавета Куличкова выиграла Australian Open, Дарья Касаткина – Roland Garros, Cофья Жук – Wimbledon.
Это те, кто выиграл значимые соревнования. А всего на сегодня за 2015 г. у России 529 победителей международных турниров.
Руководство страны удивилось, когда Дмитриев сказал, что у нас столько победителей.

– Так что же, все упирается в деньги? Поэтому к настоящему моменту у нас только золотая молодежь, так сказать, надежда России, а играющих мировых звезд нет?
– Да. Много денег – много чемпионов, мало денег – мало чемпионов, нет денег – нет чемпионов. Система проста.
Мы из сборной финансируем только 24 человека. И чего? А если бы я всех 529 победителей финансировал, то из 100 один точно заиграл бы. Это мировая практика. А у нас из 100 восемь заиграет, потому что мы знаем больше, чем они [за границей], как правильно готовить. В идеале сейчас из тех игроков-победителей, что есть, надо держать человек 70, а мы держим 24.

– Оплата подготовки детей до 14 лет фактически полностью лежит на родителях. Сколько стоит довести спортсмена до 14 лет?
- Около $200 000. Без учета снаряжения.

– А сколько потом составляют расходы на его подготовку?
– На детей до 14 лет включительно расходы на выезде составляют порядка $50 000 на человека в год (внутренние расходы на региональные турниры я не считаю – их регионы финансируют, это не такие уж большие суммы). До 16 лет и до 18 лет – расходы уже варьируются в зависимости от того, как играет спортсмен: особо хорошие «стоят» $100 000, остальные – $50 000. Но когда они за взрослых цепляются (у взрослых календарь – 34–36 недель соревнований), то расходы, если оптимально брать (это статистика не моя, мировая), получаются такие: 170 000 евро – женщины и 230 000 евро – мужчины. Это на одного человека, без обслуживающего персонала.

Когда Федерера вели с 15 лет, его обслуживали пять человек ежегодно. С обслуживанием эта сумма вырастает по году еще на 100 000 евро. Представьте, сколько нужно денег, чтобы воспитать чемпиона.

– Если мы так долго были лучшими в возрасте 14–18 лет, куда же они делись? Почему не стали чемпионами?
– На стыке эта цена в подготовке – $50 000 и 100 000 евро – у нас убивает всё. И получается, что на стыке 14 лет мы – безоговорочные лидеры, а в 14 лет у нас начинают спортсменов уже воровать. Потому что 15-летних мы уже не можем содержать. У нас отток большой. Но если я всех 14-летних не отправлю во все академии мира, то следующему поколению негде будет тренироваться. У нас зимней базы нет. А если я всех 14-летних оставляю, значит, следующего поколения не будет. Представляете, мы перед каким выбором. Вот они, 14-летние, забивают всю летнюю зимнюю базу, и уже 12-летним негде тренироваться. У нас в России 5,5 месяца можно играть на воздухе, остальное – это крытые помещения. Их у нас на две возрастные группы сборников не хватит.

И что получается? Мы выпихиваем их, 14-летних, из-за этого теряется 70% народа. Из тех, кто остается, в возрасте 18 лет мы теряем еще процентов 80.
Чтобы нам сделать теннис, чтобы не убегали, надо планку подготовки за счет государства поднять до 18 лет. В 18 лет теннисист уже сам подписывает контракт, и тогда он выполняет все обязательства, которые выставляет ему федерация. Вот если эти четыре года мы бы формировали спортсменов в России, мы бы вообще всех обыграли.
А мы отсюда вынуждены отправлять спортсменов, и в итоге мы практически теряем на выходе 90% игроков.

А если бы $30 млн было, вот эту армию, которая создалась от 14-летних, 124 человека, которые сейчас в сборной, до 18 лет дотянуть бы, а потом уже за них бояться не надо. Потом они играют и только совершенствуются.

И из 100 человек, которые до 18 лет будут работать под контролем федерации, 30% заиграют. А 30 человек в сотне – это уже хорошо! Но у меня нет таких возможностей. И мы на стадии совершенствования [спортсмена] обрубаем этот процесс.

– Как сложилась судьба спортсменов, которых вы отпустили?
– 13 наших ребят играют в Казахстане. В свое время разговаривали с Назарбаевым, он говорит: «Шамиль, я понимаю, что такое теннис для имиджа страны, помоги мне с теннисом в Казахстане». – «Нет проблем», – говорю. У нас был первый, второй состав сборной. И был третий состав. Вот первый, второй состав, который мы оставили здесь, он фактически умер из-за отсутствия средств, а третий состав, который мы отдали Казахстану, заиграл.

Причем знаете, как мы отдавали? Я позвонил своему старшему сыну Амиру 87-го года рождения, говорю: «Слушай, кто там играл с тобой и где находится»? Он находит Голубева в Италии, который у нас в третьем составе сборной был, Кукушкина в Волгограде и т. д. Звонит им. Голубев заканчивает играть, потому что нет денег в Италии. Кукушкин заканчивает играть в Волгограде. Мы их всех отдали в Казахстан. Им дали по 200 000–300 000 евро в год каждому, они заиграли. В итоге они сейчас уже сидят пять лет в 16 сильнейших Кубка Дэвиса, а у нас там нет никого. Вот вся тема.

– Когда же в России наконец появится свой Федерер?
– За пять лет Рублев вполне может попасть в пятерку.

– А его кто-то персонально финансирует из предпринимателей, членов попечительского совета?
– Рублева конкретно ведет Андрей Бокарев (член попечительского совета. – «Ведомости»). Когда встал вопрос, кто будет финансировать Рублева, Бокарев сказал: «Я его буду финансировать, скажи, чего надо делать». И мы сделали под него программу, и он ее финансирует.

– Вы работает над программой развития тенниса?
– У меня этих программ – вот такой стеллаж высоченный дома стоит. Хотя бы первоочередные задачи решить, чтобы не рухнули совсем.

– Что это за задачи помимо выделения в год $30 млн?
– Завершение строительства Национального теннисного центра, где можно было бы проводить международные матчи, в том числе Кубка Дэвиса, Кубка Федераций и того же Кубка Кремля, и организовать там полноценный тренировочный процесс сборной команды России. На это в 2016 г. нужно 600 млн руб. Надо повысить категорию мужского турнира Кубка Кремля до категории 500 АТР, это повысит международный уровень турнира. Например, рухнул турнир в Валенсии. Для того чтобы его купить, нужно было 3,5 млн евро единовременно выплатить за лицензию и 2 млн евро ежегодно – обеспечение призового фонда. Мы не успели это сделать, турнир был куплен Веной. Надо построить теннисный центр в Крыму. Создать сеть региональных теннисных центров, которая будет включать в себя Дальний Восток – Владивосток, Хабаровск, Сахалин.

– Да. Планы у вас громадные, но и прежние поручения Путина не выполнялись. Например, по строительству теннисного центра в Сочи, что было отдельно прописано в поручении президента. Что помешало?
– Бюрократическая машина. Иногда все решается в один день, как, скажем, смена губернаторов. А вот Олимпиада закончилась в Сочи, предписана нам была «Адлер арена», которая должна была стать нашей теннисной базой. Но она находится в оперативном управлении у «Омеги». Хотя она должна была быть передана в краевую собственность. Это не сделано, и, соответственно, арена сейчас – коммерческая база для всех видов спорта. И в реальности, для того чтобы выполнить поручение, сталкиваешься со многими непонятными вещами.

– Какими?
– Вот база стоит, а что с ней делать – непонятно. База в обеспечении стоит больше 100 млн руб. Кто это закрывать будет? Значит, невыгодно ее брать.

– По Крыму что?
– Ведется процесс оформления, я туда летаю каждую неделю. Будет полновесная круглогодичная база – шесть крытых кортов и открытые.

– На деньги попечительского совета?
– Да.

– Большая база? И сколько стоит?
– Территория порядка 10 га. Стоимость можно будет определить после разработки проекта.

– То есть теннис развивается в тех регионах, где региональные власти в этом как-то заинтересованы, – Казань и проч.
– Я думаю, вообще, наше поколение уйдет – вовсе тенниса не будет. Это я еще как член МОКа могу попасть на встречу к любому губернатору. А так – кто куда попадет? Все на личных контактах. В Казани вот нашли понимание, сделали специально программу по развитию Татарстана. Во Владивосток приехали, никто нас там не знал, с губернатором Миклашевским договорились, что он будет строить теннисный центр. Уже и спонсоры подтянулись. На Сахалине мэр обещал построить. Мы же программы делаем под каждый регион.

– А зачем так далеко строить – во Владивостоке? Нельзя поближе?
– А как Казанская академия работает? Шесть кортов. Более 500 детей. Помог [глава республики Рустэм] Минниханов. Прошло 2,5 года – и уже есть результат: дети Татарстана, местные, доморощенные, выиграли Кубок России, обыграли Москву в финале 2:0.

– А так Владивосток будет вскоре выносить Татарстан?
– Владивосток будет выносить. Там очень много нерасхваченных талантливых детей. На этом фоне там теннис можно сделать за пять лет. Спасибо [Виталию] Мутко, что поддержал идею на Дальнем Востоке, в Иркутске, без него ничего не было бы.
На Дальнем Востоке много талантов. Там же вообще тенниса не было, и тренеров тоже.
Если во Владивостоке и Приморье сделать 2–3 академии, 100% появятся новые чемпионы. Недавно привезли оттуда фантастического парня, здесь будет тренироваться.

– Ну, в общем, у нас не деньги за теннисом идут, а теннис за деньгами – где они есть.
– Ну да. И теннис идет туда, где нас любят. Поэтому теннис развивается в стране только в 52 регионах, где власти заинтересованы в теннисе.

– В попечительский совет входит Валентин Юмашев – он тоже лично вкладывает средства в спортсменов?
– В том числе. Созданный с его участием Фонд Бориса Николаевича Ельцина уже многие годы выплачивает гранты ведущим российским юниорам. Также на нем полностью лежит связь с регионами. И Бокарев с регионами тоже работает. А в Иркутске недавно большой турнир проводили почему? Потому что дали деньги предприятия. И Чемезов там участвовал, и Вексельберг, и [президент «Трансмашхолдинга» Андрей] Бокарев, и министерства. Вот если бы мы этого не делали, личных контактов не поддерживали, по регионам не ездили – и тенниса бы не было.

– Чемезов и Вексельберг тоже поклонники тенниса?
– Чемезов играет, да.

– А вы лично с кем играете?
– С [президентом Казахстана Нурсултаном] Назарбаевым играл недавно. [Президент Белоруссии Александр] Лукашенко играет в теннис, [президент Узбекистана Ислам] Каримов. Как любители многие играют предприниматели... (Вздыхает.) Но это не решает проблему, к сожалению.

– Ну все-таки вы главный у нас по теннису в стране...
– Я не главный, у нас кто главный, тех снимают. (Смеется.)

– Хорошо, вы второй главный по теннису в стране. Может быть, как-то креативно подходить к вопросу поиска спонсоров? Создать Ночную теннисную лигу по примеру Ночной хоккейной лиги, глядишь, любители тенниса из числа предпринимателей, политиков подтянулись бы...
– Мы работаем в этом направлении. По всей стране уже давно проводится множество любительских турниров.

– Вы говорите, что делаете программы под каждый регион. А есть ли единая программа развития тенниса в регионах, начиная с Московской области, в которой на сегодняшний день не ведется никакой системной работы по селекции перспективных юниоров?
– В Московской области сильный теннис! Сафиуллин оттуда и Потапова – чемпионка мира до 14 лет. У нас селекция по РТТ (Российский теннисный тур) идет. 2600 турниров в год проводим. Но есть уже селекция там, где они начинают играть.

– Большинство школ – частные, и как в этом огромном множестве рассмотреть будущий талант?
– Да это вообще не проблема. Сейчас такие технологии – вообще секретов нет. Есть собственное тестирование. Можно взять анализ крови и получить всю информацию о ребенке, узнать все, что в нем заложено на генном уровне. За счет этой информации идет оптимизация тренировочных процессов, ты не даешь ничего лишнего, и развивается то, за счет чего он может играть. И по этому же анализу, кстати, можно определить предрасположенность ребенка к тому или иному виду спорта. Анализ делается на добровольной основе. Мы начали такое тестирование, скоро все к нам прибегут.

– А как находить этих детей, прежде чем брать у них анализ крови?
– Есть региональные соревнования в рамках РТТ, финалы региональных соревнований. Смотрим на результаты, наши специалисты выезжают на турниры. Результаты игры до 12 лет – не показатель. До 12 лет выигрывает тот, кто физически раньше развился. И всё. А самых талантливых – их в этом возрасте и не видят. И они пропадают. Значит, ты должен выудить самых талантливых. За счет своего опыта визуально я из 10 детей трех или четырех правильных точно найду.

– Качество будущего тренерского состава вас не беспокоит?
– Это дикая проблема! Именно поэтому мы совмещаем нашу методику подготовки с методикой Международной федерации. Нигде нет преподавания тенниса на государственном уровне – только у нас в стране. Мы ее решаем по мере сил и возможностей: открыли новую кафедру тенниса в Поволжской академии тенниса. Это заняло месяц, в Москве такое невозможно: здесь бы я умер от бюрократической волокиты. Там вахтовым методом приезжают Мыскина, Кафельников, я и проч. Тренерские кадры будут там нормально подготовлены. В этом году поступило 16 человек из разных городов. Если мы будем выпускать 20–25 тренеров в год, как планируется со следующего года, это решит часть проблем.

– Насколько остро стоит проблема с аттестацией тренеров?
– Аттестация – прерогатива государства, но для нее нет нормативно-правовой базы.
По детскому обучению осталось девять тренеров по России, а всего по стране – не больше 40 тренеров.

– Но сертификат тренера сейчас может получить фактически каждый желающий. Это не проблема, что эти люди приходят в школы и начинают учить детей, зачастую сами толком не понимая в теннисе и только зарабатывая на этом?
– Такая проблема есть. Надо создавать нормативно-правовую базу и решать этот вопрос, отсеивать непрофессионалов, которые в большинстве своем не учат, а калечат детей.

– Какова роль государства в стимулировании спорта? Спорт может быть национальной идеей?
– Подход зависит от страны. Швеция не борется за медали, главное – массовость в спорте.

– У нас ставка на медалеёмкость?
– В Советском Союзе точно была, сейчас приоритеты меняются. С президентом мы говорили как раз о массовости и детском спорте.
Но звезда и массовость – сообщающиеся сосуды. Если звезда создала массовость, надо, чтобы людям было куда прийти, нужны стадионы, корты и проч.
Ведь разве я бы пошел в теннис, если бы у меня из окна не виден был теннисный корт? Страны используют разную политику. В Германии в свое время было грамотно устроено: когда заканчивался рабочий день, магазины закрывались, а в лавочках на стадионах цены на продукты были ниже, чем в городе. Это привлекало людей.

– Иногда эффективность спорта считают по количеству медалей. Это неправильно?
– Вот борьба, условно, дает пять золотых медалей, а теннис – только одну. И для занятий борьбой нужно иметь всего три мата и спортзал. Футбол дает одну медаль на всю команду. Как считать? Футбол тоже не так эффективен, как борьба? Теннисисту, чтобы попасть на Олимпиаду, надо участвовать в 34 обязательных соревнованиях. Одно только участие сколько стоит! Просто разная стоимость подготовки спортсменов в том или ином спорте.

– Насколько эффективна была советская модель развития тенниса?
– Абсолютно эффективна, была близка к идеалу.

– Стоит ее восстанавливать?
– Так и идет, но много времени упущено. Во многих видах спорта люди просто уже не знают, как было, произошла сильная потеря кадров. Если на позицию защитника мы не можем двух человек найти, что говорить. Стыдно, что не можем на футболе второй состав сделать, чтобы он был равносилен первому.

– В идеале как бы вам хотелось, чтобы строилось управление спортом?
– В условиях отсутствия средств у госорганизаций и санкций я за государственно-общественный статус. В законе такой статус прописан, но нормативной базы нет, поэтому это не работает. На деле фирмы-монополисты имеют сумасшедшие деньги, и они могут давать деньги федерации, но государство должно контролировать работу. А когда деньги дали и забыли, то ничего никогда не заработает. В России обязательно должен существовать контроль, чтобы убрать воровство. Сейчас государство выделяет колоссальные средства на спорт, но они используются неэффективно, поскольку нет нормативных и правовых требований.

– Денег стало в спорте больше?
– Реально в спорте крутятся большие деньги – и сейчас даже больше денег, чем в Советском Союзе, но расходуются они неэффективно.

– А Минспорт?
– Министерство можно только похвалить. Они работают в тех рамках, которые определены. Но ведь у нас есть, например, нормативная база Минфина, которая не соответствует современным условиям: гостиница по факту стоит в три раза дороже, чем написано в нормативах Минфина. И кто тогда должен доплачивать? И так везде. Совершенно не учитываются особенности видов спорта. Вспоминаю советский лозунг: «спорт – в массы, инвентарь – домой». (Смеется.)

– Где начинается неэффективность расходования средств?
– В любом деле должна быть системность, которая определяет вертикаль управления. В основе управления спортом должен лежать такой же принцип, как в тренировочном процессе: всему свое время. Недопустима работа на быстрый результат.
Благодаря спорту государство зарабатывает колоссальный авторитет. Возьмите Олимпийские игры. «Формула-1» в Сочи что – приносит деньги? Нет, это траты, но как сильно гонки работают на имидж. Теннис во всем мире на втором месте по популярности после футбола.

– Есть вообще спортивный менеджмент?
– Есть убивающий пример: я как-то пришел в спорткомитет, сидит женщина в наградном отделе. Спрашиваю – почему «мастеров спорта» не присваиваете тому или иному человеку. Она отвечает: нужно вводить квотирование. Какое квотирование, если теннисисты показывают результаты, которые соответствуют квалификации мастера?! А она потом говорит: вот в академической гребле нет звания гроссмейстера. Вот что это? Потеря кадров сумасшедшая.

– Как вы считаете, лимиты на иностранных игроков тормозят или помогают развитию российского спорта?
– Если бы легионеры мешали развитию своих спортсменов, это было бы обоснованно. Мы пока не созрели для регламентации – своих игроков нет.

– Вы – член Международного олимпийского комитета (МОК). Там нужна реформа? С чем, на ваш взгляд, связаны скандалы в FIFA?
– Программа развития МОКа до 2020 г. написана благодаря всем членам организации. Члены МОКа предоставляли свои предложения. Вообще, МОК – самая могущественная общественная организация, влиятельнее многих государств.

– Скандалы о коррупции периодически потрясают все спортивное сообщество. С чем вы связываете скандал вокруг президента Международной федерации футбола (FIFA) Йозефа Блаттера?
– Идет борьба за деньги FIFA.